Недавно день рождения отметил Николай Ларионов, легендарный игрок «золотого» «Зенита», любимец ленинградской публики 80-х. Сегодня мы публикуем эксклюзивное интервью этого замечательного человека из газеты «Знамя Зенита», год выхода в свет — 1995.
Материал печатается с сокращениями, полный текст вы можете прочесть на сайте нашего архива.
— Среди «золотых» зенитовцев ты один из тех, кого никто толком и не знает.
— Потому что я интервью раньше не давал, не считая «Смены». Меня Орлов сколько раз пытался вытащить на телепередачи, и все не получалось.
— У тебя есть какой-то печальный опыт общения с журналистами?
— Нет у меня никакого печального опыта, просто я такой по жизни. Я люблю слушать, а говорю мало.
— Когда в твоей жизни произошло самое главное событие: когда ты стал чемпионом, когда пришел в «Зенит», или вообще когда начал играть в футбол?
— Это все было поэтапно, и сказать о чем-то «главное» я не могу. Если бы я не пришел заниматься, я бы не попал в «Зенит» и, возможно, не стал бы чемпионом.
— Перед тем, как ты начал играть в «Зените», как ты к нему относился? Болел за него?
— За «Зенит» болел всегда, как за что-то родное, и еще любил киевское «Динамо». Мне нравился его стиль и сами футболисты: Сабо, Мунтян, Бышовец. Как игроки они мне очень запомнились, вот я и стал за них болеть.
— А когда ты только пришел в «Зенит», кто тебе запомнился из игроков?
— Когда я из Волхова приехал на просмотр мне запомнился только Казаченок. Он тогда и в основе играл, и в дубле на поле выходил.
— Ты в Волхове был нападающим. А кто решил, что ты будешь играть полузащитника?
— Юрий Андреевич Морозов поставил меня на место правого хавбека, и на этой позиции у меня стала лучше получаться игра.
— Чем был для тебя переход в дубль «Зенита» по сравнению с «Металлургом»? Добавил нагрузок, еще чего-то?
— Это просто совсем разные вещи. Я почувствовал, что началась профессия. Хотя у нас тогда не было принято произносить слово «профессионалы», все равно это был профессиональный вид спорта.
— Когда ты пришел в «Зенит», тебя кто-нибудь опекал?
— К новичкам все относились хорошо. У нас не было такого «Ах, ты с Волхова приехал, давай делай то-то и то-то...». Помогали освоиться.
— То, что Морозов стал брать в «Зенит» только своих, ленинградцев — это создавало в команде какое-то особое чувство?
— Да, это было приятно, но это не значило, что если ты приезжал в Ленинград откуда-то, то становился чужим в команде. Вот Бирюков приехал из Орехово-Зуево, он не ленинградец, но сразу стал своим. Он для команды выкладывался — а это значило, что он выкладывался и для города, и для всего ленинградского футбола, для «Зенита». Хотя, наверное, мог бы играть в более оплачиваемой команде. А он все равно остался у нас...
— Когда выиграли бронзу в 80-м Морозов, с начала сезона ставил задачу войти в тройку?
— Задачи войти в тройку в начале сезона нам никто не ставил. Единственное, что нам говорил Морозов — что с этим составом мы должны быть в шестерке, или в пятерке. Все возникло по ходу дела. Можно же ставить задачу и на первое место, а как потом пойдет? Когда заиграли, вышли на 4-е, на 5-е и прикинули по раскладу, с кем осталось сыграть, то поняли, что мы можем. Ближе к концу сезона задача уже поставилась сама собой. А в начале сезона такие разговоры вообще смысла не имеют. Команда может стабильно входить в тройку, но получат три ведущих игрока травмы — и все, команды нет, как это случилось в начале нынешнего чемпионата со «Спартаком».
— Помнишь, как тебя пригласили в первую сборную?
— Я узнал об этом буквально за неделю. Мы играли с Киевом на кубок, выиграли 3:1. И Юрий Андреевич Морозов мне сказал: «Ты едешь во Францию с первой сборной». Я удивился, не поверил, но оказалось, что все это правда. Сначала ведь было приглашение в олимпийскую сборную, мы ездили в Кувейт вдвоем с Желудковым. Тренером был Сальков, и когда у него Лобановский спросил, кого он может порекомендовать, он порекомендовал меня.
— Какие впечатления у тебя остались от Лобановского?
— Профессионал в своем деле.
— Как тебя приняли в сборной? Это ведь был слаженный коллектив, а ты из «Зенита» один?
— Такого, чтобы кто-то меня принял как-то не так, не было. Приняли хорошо.
— А как же потом та травма, которую тебе нанес Сулаквелидзе в игре с тбилисцами?
— Это было чисто игровое столкновение. Потом отношения с ним были нормальные, в том числе и в сборной.
— Он извинялся?
— А чего извиняться? Я тоже, может быть, кого-то где-то задел когда-то. Футбол, такая игра. Хотя конечно, в 84-м хотелось помочь ребятам и на скамейке сидеть было тяжело, хотелось поскорее выздороветь.
— С кем ты дружил в «Зените»?
— С Желудковым. Но, в принципе, у нас в то время вся команда была очень дружная.
— Николай, если бы ты был на поле в финале Кубка в 84-м, могло бы что-нибудь измениться? Могли бы выиграть?
— И без меня должны были выигрывать... Ты так меня спрашиваешь, как будто я какая-то звезда, как будто я — Пеле. Если б я вышел... Я не знаю, что было бы, если б я вышел.
— Ну, как же не звезда? А в сборную Лобановского ты попал, когда сняли Малофеева? Там не киевляне были ведь только ты и Алейников.
— Это счастье. Случай какой-то.
— Какой же случай? Одиннадцать человек играли за всю страну.
— Если бы тренером был не Лобановский, а другой человек с другим видением игры, возможно, я бы никогда и не играл. Просто у него есть своя линия, и он под нее подбирал людей.
— Давай вспомним Мексику, тот замечательный матч с Венгрией и твой проход по краю. Тебе психологически было тяжело? Какие-нибудь «гири на ногах», «чемпионат мира, я выхожу за сборную, страны»?
— Это все было за два дня до игры. У нас был товарищеский матч, там предварительный состав уже играл. Я почувствовал, что буду в основе и вот тогда началось все прокручиваться в голове «как я отыграю, как, что...» Но потом, на поле, — это все куда-то уходит.
— О том чемпионате мира какие у тебя еще воспоминания? Кто понравился из игроков команд, соперников?
— У меня было бы больше впечатлений, если бы я смотрел его по телевизору. Потому что когда мы там жили все, все было посвящено игре. У нас было столько всего — теоретические занятия и т.д. и т.п. Посмотреть чемпионат я смог только когда мы проиграли Бельгии, и я приехал сюда, в Ленинград — 1/4, 1/2 финала и финал. А в самой Мексике даже на это не было времени, все отдавалось подготовке к игре. Мы просматривали только видеозаписи игр соперников, французов, например.
— Ты ведь с Бельгией не играл?
— Да, я накануне игры с бельгийцами получил травму на тренировке.
— Тогда в Ленинграде многие говорили ,что если бы играл Ларионов, то этих двух злосчастных голов не было бы.
— Если бы я играл, может быть, их бы шесть было, кто знает?
— В другие команды тебя когда-нибудь звали?
— Нет. Знали, что из «Зенита» я никуда не уйду. Даже к Лобановскому.
— Как ты думаешь, из того «Зенита» можно было кого-то еще взять в сборную? Бирюкова, например?
— Бирюков, я считаю, был в то время лучший вратарь. Он и был признан лучшим в 1984 году.
— Почему же Лобановский и Малофеев предпочитали Дасаева?
— Не могу сказать, это у них надо спросить. Я не могу объяснить, почему тренер ставит одного и не ставит другого. Это только сам тренер может сказать, почему. В то время Бирюков был действительно лучше всех. Но нас 11 человек, а вратарь один. Может быть, больше доверяли Дасаеву, потому что у него больше опыта. У Желудкова большие шансы были играть в первой сборной, но, повторяю, все решает тренер. Это как и основной состав на игру — тренер видит, кто лучше, кто больше подходит для решения задач, стоящих перед командой.
— А когда на Кубок Чемпионов в 85-м проиграли финнам, это было очень обидно? Почему вы проиграли?
— Там была грязь, ужасное поле, но главное — у нас просто не пошла игра. Да еще и опыта все-таки такого не было, Дрезден в 81-м не в счет... Но подробностей вспомнить не могу. Мы много проигрывали игр, а если б знали, почему — не проигрывали бы в следующей.
— Какое из поражений самое обидное?
— За сборную — с Бельгией, за «Зенит» — с «Куусюси».
— А самая памятная победа?
— Не знаю, выигрыш у любого соперника запоминается, настроение другое. А когда проигрываешь, хоть «Спартаку», хоть кому — горечь все-равно остается. Победа, пожалуй, самая памятная, когда Желудков забил Дасаеву два гола, я сидел на трибуне, смотрел, на душе было здорово. В расчет нас в тот сезон никто не ставил, а мы взяли и победили 3:2. В итоге эти два очка все и решили.
— Когда возникла уверенность, что станете чемпионами?
— После побед над «Торпедо» в Москве и над «Днепром» в Днепропетровске. Тогда уже все начали считать очки.
— Николай, что для тебя значило быть капитаном в той команде?
— Повышенное чувство ответственности. Если выходишь на поле и надеваешь повязку, то ты должен своей игрой показывать, что ты — капитан. Еще приходилось решать какие-то игровые вопросы, с тренером и т.п.
— Было бы трагедией, если бы вы в 84-м заняли второе место?
— Думая, что да, было бы. Я уже не помню, кажется, нам можно было вничью играть, последний матч, и все равно мы становились чемпионами. А если бы проиграли, конечно, была бы трагедия. Когда весь народ пришел и скандировал «Зенит — чемпион»...
— Если бы у тебя была возможность уехать за границу в 86-м, 87-м году, ты бы уехал?
— Здесь много всяких нюансов... Уехать можно, но чтобы там играть, надо знать язык.. Хоть какой-то, чтобы тебя понимали, сейчас уже все об этом говорят. Я, когда приехал в Финляндию, хоть и выступал за команду 2-го дивизиона, поступил на курсы и через три месяца уже как-то мог объясняться.
— Как получилось, что вы с Желудковым вернулись к Морозову в «Зенит»?
— Морозов опять возглавил команду, и у него было желание вернуть «Зенит» в высшую лигу. И шансы у нас были, но опять-таки пошли различные нефутбольные дела, всякие заморочки. Он позвал нас, чтобы мы впятером помогли молодым ребятам, которые и сейчас еще играют. Они были еще совсем молоденькие, по 17—19 лет. Но — не получилось.
— Нефутбольные дела — это деньги?
— Да, были финансовые сложности...
— Был момент, когда ты закончил играть, и полтора года не работал. На что ты жил это время?
— Я жил на то, что я перед этим играл два года в Финляндии. Вот что я заработал там — на это и жил.
— Не возникали мысли вернуться в футбол, хотя бы в мини?
— Я пробовал играть, но это совсем другой футбол. Матчи проходят на жестком покрытии, а у меня два колена прооперированы, я просто не смог. Я, потренировался, неможно проиграл, и стало ясно: одну игру я могу отыграть, а потом колени начинают болеть. А в минифутболе не так, как в большом — отыграл и неделю пауза, там тур идет неделю, каждый день играют... То есть играть мне не дали мои старые болячки.
— А по 2-й, по 3-й лиге?
— Мне уже было 37. О чем тут можно говорить?
— Если бы не было той травмы от Сулаквелидзе?
— Все равно время берет свое. Я и так задержался... Я в «Зените» закончил играть в 34 года, это уже много. В принципе, конечно, можно было бы, но травмы стали мучать — колени, мышцы начали рваться. Врачи сказали, что это все идет от спины — что-то там с позвоночником, защемления, диски и т.п.
— В те времена, когда вы играли, кто-нибудь из ребят задумывался о будущем, о том, что придется что-то делать после того, как закончишь играть?
— Все учились, значит, готовили себя к дальнейшей жизни, на тренерскую... Но как потом у кого получилось... Может, ты себя готовил в тренеры, а жизнь повернулась так, что ты стал бизнесменом.
— Кто-нибудь из ваших ребят добился сейчас успеха в бизнесе? Есть такие про кого можно сказать модное словечко «упакован»? То есть, у кого-то есть машина, квартира, дело, которое ему приносит доход?
— Если машина есть, это еще не значит, что он «упакован». Раньше машина что-то значила, сейчас нет. А ребята — большинство играет. Кто в мини-футболе, Желудков и Давыдов — в Финляндии.
— Приезжая в другой город, вы искали взглядом наши флаги?
— А там и искать не надо было. Слышно сразу. Играть было намного приятнее.
— Как относились к фанатам ребята в команде?
— Были моменты, когда мы помогали решать фанатам какие-то проблемы. С проездом, например — у фанатов всегда проблемы с проездом. После игры с «Жальгирисом» в 83 году мы брали их в купе, что бы как-то провезти. Относились все хорошо, по-моему.
— В какой степени по-твоему, верно выражение, что футбол — игра для зрителей?
— Это так и есть. Мы действительно играли для зрителей. А для кого мы играли? Мы выходим, нам платят деньги для того, чтобы мы доставили удовольствие зрителям. Очки само собой, но люди же приходят, смотрят...
— Ты считаешь себя счастливым человеком?
— Да.
— А момент наивысшего счастья — это чемпионство?
— В моей жизни много счастливых моментов. Родилась дочь — это счастье? Счастье. Стал чемпионом — тоже счастье. О счастье ведь как сказать можно? Не умер — тоже счастье... В спортивной жизни — это когда мы стали чемпионами, и когда я попал на чемпионат мира. Я не знаю, счастье это или нет — просто были большие эмоции.
— Когда ты уходил в сборную, тебе завидовали в команде?
— Не знаю, это никак не чувствовалось. Ничего такого, когда я вернулся, не было.
— Сейчас у пацанов, которые начинают играть может быть такая мечта: я буду играть, поеду за границу, получу там много денег... У вас же не было такого стимула.
— Если человек любит футбол, от он будет играть без всяких стимулов. Мы — играли. Условий никаких не ставили, играли и все. Может, мы думали, что футбол будет продолжаться без конца, что игра для нас так никогда и не закончится... Мы просто играли — за идею, за город, за команду «Зенит».
Беседу вели Михаил Григорьев и Борислав Михайличенко, «Знамя "Зенита"» №2, 1995 г.
Материал печатается с сокращениями, полный текст вы можете прочесть на сайте нашего архива.
— Среди «золотых» зенитовцев ты один из тех, кого никто толком и не знает.
— Потому что я интервью раньше не давал, не считая «Смены». Меня Орлов сколько раз пытался вытащить на телепередачи, и все не получалось.
— У тебя есть какой-то печальный опыт общения с журналистами?
— Нет у меня никакого печального опыта, просто я такой по жизни. Я люблю слушать, а говорю мало.
— Когда в твоей жизни произошло самое главное событие: когда ты стал чемпионом, когда пришел в «Зенит», или вообще когда начал играть в футбол?
— Это все было поэтапно, и сказать о чем-то «главное» я не могу. Если бы я не пришел заниматься, я бы не попал в «Зенит» и, возможно, не стал бы чемпионом.
— Перед тем, как ты начал играть в «Зените», как ты к нему относился? Болел за него?
— За «Зенит» болел всегда, как за что-то родное, и еще любил киевское «Динамо». Мне нравился его стиль и сами футболисты: Сабо, Мунтян, Бышовец. Как игроки они мне очень запомнились, вот я и стал за них болеть.
— А когда ты только пришел в «Зенит», кто тебе запомнился из игроков?
— Когда я из Волхова приехал на просмотр мне запомнился только Казаченок. Он тогда и в основе играл, и в дубле на поле выходил.
— Ты в Волхове был нападающим. А кто решил, что ты будешь играть полузащитника?
— Юрий Андреевич Морозов поставил меня на место правого хавбека, и на этой позиции у меня стала лучше получаться игра.
— Чем был для тебя переход в дубль «Зенита» по сравнению с «Металлургом»? Добавил нагрузок, еще чего-то?
— Это просто совсем разные вещи. Я почувствовал, что началась профессия. Хотя у нас тогда не было принято произносить слово «профессионалы», все равно это был профессиональный вид спорта.
— Когда ты пришел в «Зенит», тебя кто-нибудь опекал?
— К новичкам все относились хорошо. У нас не было такого «Ах, ты с Волхова приехал, давай делай то-то и то-то...». Помогали освоиться.
— То, что Морозов стал брать в «Зенит» только своих, ленинградцев — это создавало в команде какое-то особое чувство?
— Да, это было приятно, но это не значило, что если ты приезжал в Ленинград откуда-то, то становился чужим в команде. Вот Бирюков приехал из Орехово-Зуево, он не ленинградец, но сразу стал своим. Он для команды выкладывался — а это значило, что он выкладывался и для города, и для всего ленинградского футбола, для «Зенита». Хотя, наверное, мог бы играть в более оплачиваемой команде. А он все равно остался у нас...
— Когда выиграли бронзу в 80-м Морозов, с начала сезона ставил задачу войти в тройку?
— Задачи войти в тройку в начале сезона нам никто не ставил. Единственное, что нам говорил Морозов — что с этим составом мы должны быть в шестерке, или в пятерке. Все возникло по ходу дела. Можно же ставить задачу и на первое место, а как потом пойдет? Когда заиграли, вышли на 4-е, на 5-е и прикинули по раскладу, с кем осталось сыграть, то поняли, что мы можем. Ближе к концу сезона задача уже поставилась сама собой. А в начале сезона такие разговоры вообще смысла не имеют. Команда может стабильно входить в тройку, но получат три ведущих игрока травмы — и все, команды нет, как это случилось в начале нынешнего чемпионата со «Спартаком».
— Помнишь, как тебя пригласили в первую сборную?
— Я узнал об этом буквально за неделю. Мы играли с Киевом на кубок, выиграли 3:1. И Юрий Андреевич Морозов мне сказал: «Ты едешь во Францию с первой сборной». Я удивился, не поверил, но оказалось, что все это правда. Сначала ведь было приглашение в олимпийскую сборную, мы ездили в Кувейт вдвоем с Желудковым. Тренером был Сальков, и когда у него Лобановский спросил, кого он может порекомендовать, он порекомендовал меня.
— Какие впечатления у тебя остались от Лобановского?
— Профессионал в своем деле.
— Как тебя приняли в сборной? Это ведь был слаженный коллектив, а ты из «Зенита» один?
— Такого, чтобы кто-то меня принял как-то не так, не было. Приняли хорошо.
— А как же потом та травма, которую тебе нанес Сулаквелидзе в игре с тбилисцами?
— Это было чисто игровое столкновение. Потом отношения с ним были нормальные, в том числе и в сборной.
— Он извинялся?
— А чего извиняться? Я тоже, может быть, кого-то где-то задел когда-то. Футбол, такая игра. Хотя конечно, в 84-м хотелось помочь ребятам и на скамейке сидеть было тяжело, хотелось поскорее выздороветь.
— С кем ты дружил в «Зените»?
— С Желудковым. Но, в принципе, у нас в то время вся команда была очень дружная.
— Николай, если бы ты был на поле в финале Кубка в 84-м, могло бы что-нибудь измениться? Могли бы выиграть?
— И без меня должны были выигрывать... Ты так меня спрашиваешь, как будто я какая-то звезда, как будто я — Пеле. Если б я вышел... Я не знаю, что было бы, если б я вышел.
— Ну, как же не звезда? А в сборную Лобановского ты попал, когда сняли Малофеева? Там не киевляне были ведь только ты и Алейников.
— Это счастье. Случай какой-то.
— Какой же случай? Одиннадцать человек играли за всю страну.
— Если бы тренером был не Лобановский, а другой человек с другим видением игры, возможно, я бы никогда и не играл. Просто у него есть своя линия, и он под нее подбирал людей.
— Давай вспомним Мексику, тот замечательный матч с Венгрией и твой проход по краю. Тебе психологически было тяжело? Какие-нибудь «гири на ногах», «чемпионат мира, я выхожу за сборную, страны»?
— Это все было за два дня до игры. У нас был товарищеский матч, там предварительный состав уже играл. Я почувствовал, что буду в основе и вот тогда началось все прокручиваться в голове «как я отыграю, как, что...» Но потом, на поле, — это все куда-то уходит.
— О том чемпионате мира какие у тебя еще воспоминания? Кто понравился из игроков команд, соперников?
— У меня было бы больше впечатлений, если бы я смотрел его по телевизору. Потому что когда мы там жили все, все было посвящено игре. У нас было столько всего — теоретические занятия и т.д. и т.п. Посмотреть чемпионат я смог только когда мы проиграли Бельгии, и я приехал сюда, в Ленинград — 1/4, 1/2 финала и финал. А в самой Мексике даже на это не было времени, все отдавалось подготовке к игре. Мы просматривали только видеозаписи игр соперников, французов, например.
— Ты ведь с Бельгией не играл?
— Да, я накануне игры с бельгийцами получил травму на тренировке.
— Тогда в Ленинграде многие говорили ,что если бы играл Ларионов, то этих двух злосчастных голов не было бы.
— Если бы я играл, может быть, их бы шесть было, кто знает?
— В другие команды тебя когда-нибудь звали?
— Нет. Знали, что из «Зенита» я никуда не уйду. Даже к Лобановскому.
— Как ты думаешь, из того «Зенита» можно было кого-то еще взять в сборную? Бирюкова, например?
— Бирюков, я считаю, был в то время лучший вратарь. Он и был признан лучшим в 1984 году.
— Почему же Лобановский и Малофеев предпочитали Дасаева?
— Не могу сказать, это у них надо спросить. Я не могу объяснить, почему тренер ставит одного и не ставит другого. Это только сам тренер может сказать, почему. В то время Бирюков был действительно лучше всех. Но нас 11 человек, а вратарь один. Может быть, больше доверяли Дасаеву, потому что у него больше опыта. У Желудкова большие шансы были играть в первой сборной, но, повторяю, все решает тренер. Это как и основной состав на игру — тренер видит, кто лучше, кто больше подходит для решения задач, стоящих перед командой.
— А когда на Кубок Чемпионов в 85-м проиграли финнам, это было очень обидно? Почему вы проиграли?
— Там была грязь, ужасное поле, но главное — у нас просто не пошла игра. Да еще и опыта все-таки такого не было, Дрезден в 81-м не в счет... Но подробностей вспомнить не могу. Мы много проигрывали игр, а если б знали, почему — не проигрывали бы в следующей.
— Какое из поражений самое обидное?
— За сборную — с Бельгией, за «Зенит» — с «Куусюси».
— А самая памятная победа?
— Не знаю, выигрыш у любого соперника запоминается, настроение другое. А когда проигрываешь, хоть «Спартаку», хоть кому — горечь все-равно остается. Победа, пожалуй, самая памятная, когда Желудков забил Дасаеву два гола, я сидел на трибуне, смотрел, на душе было здорово. В расчет нас в тот сезон никто не ставил, а мы взяли и победили 3:2. В итоге эти два очка все и решили.
— Когда возникла уверенность, что станете чемпионами?
— После побед над «Торпедо» в Москве и над «Днепром» в Днепропетровске. Тогда уже все начали считать очки.
— Николай, что для тебя значило быть капитаном в той команде?
— Повышенное чувство ответственности. Если выходишь на поле и надеваешь повязку, то ты должен своей игрой показывать, что ты — капитан. Еще приходилось решать какие-то игровые вопросы, с тренером и т.п.
— Было бы трагедией, если бы вы в 84-м заняли второе место?
— Думая, что да, было бы. Я уже не помню, кажется, нам можно было вничью играть, последний матч, и все равно мы становились чемпионами. А если бы проиграли, конечно, была бы трагедия. Когда весь народ пришел и скандировал «Зенит — чемпион»...
— Если бы у тебя была возможность уехать за границу в 86-м, 87-м году, ты бы уехал?
— Здесь много всяких нюансов... Уехать можно, но чтобы там играть, надо знать язык.. Хоть какой-то, чтобы тебя понимали, сейчас уже все об этом говорят. Я, когда приехал в Финляндию, хоть и выступал за команду 2-го дивизиона, поступил на курсы и через три месяца уже как-то мог объясняться.
— Как получилось, что вы с Желудковым вернулись к Морозову в «Зенит»?
— Морозов опять возглавил команду, и у него было желание вернуть «Зенит» в высшую лигу. И шансы у нас были, но опять-таки пошли различные нефутбольные дела, всякие заморочки. Он позвал нас, чтобы мы впятером помогли молодым ребятам, которые и сейчас еще играют. Они были еще совсем молоденькие, по 17—19 лет. Но — не получилось.
— Нефутбольные дела — это деньги?
— Да, были финансовые сложности...
— Был момент, когда ты закончил играть, и полтора года не работал. На что ты жил это время?
— Я жил на то, что я перед этим играл два года в Финляндии. Вот что я заработал там — на это и жил.
— Не возникали мысли вернуться в футбол, хотя бы в мини?
— Я пробовал играть, но это совсем другой футбол. Матчи проходят на жестком покрытии, а у меня два колена прооперированы, я просто не смог. Я, потренировался, неможно проиграл, и стало ясно: одну игру я могу отыграть, а потом колени начинают болеть. А в минифутболе не так, как в большом — отыграл и неделю пауза, там тур идет неделю, каждый день играют... То есть играть мне не дали мои старые болячки.
— А по 2-й, по 3-й лиге?
— Мне уже было 37. О чем тут можно говорить?
— Если бы не было той травмы от Сулаквелидзе?
— Все равно время берет свое. Я и так задержался... Я в «Зените» закончил играть в 34 года, это уже много. В принципе, конечно, можно было бы, но травмы стали мучать — колени, мышцы начали рваться. Врачи сказали, что это все идет от спины — что-то там с позвоночником, защемления, диски и т.п.
— В те времена, когда вы играли, кто-нибудь из ребят задумывался о будущем, о том, что придется что-то делать после того, как закончишь играть?
— Все учились, значит, готовили себя к дальнейшей жизни, на тренерскую... Но как потом у кого получилось... Может, ты себя готовил в тренеры, а жизнь повернулась так, что ты стал бизнесменом.
— Кто-нибудь из ваших ребят добился сейчас успеха в бизнесе? Есть такие про кого можно сказать модное словечко «упакован»? То есть, у кого-то есть машина, квартира, дело, которое ему приносит доход?
— Если машина есть, это еще не значит, что он «упакован». Раньше машина что-то значила, сейчас нет. А ребята — большинство играет. Кто в мини-футболе, Желудков и Давыдов — в Финляндии.
— Приезжая в другой город, вы искали взглядом наши флаги?
— А там и искать не надо было. Слышно сразу. Играть было намного приятнее.
— Как относились к фанатам ребята в команде?
— Были моменты, когда мы помогали решать фанатам какие-то проблемы. С проездом, например — у фанатов всегда проблемы с проездом. После игры с «Жальгирисом» в 83 году мы брали их в купе, что бы как-то провезти. Относились все хорошо, по-моему.
— В какой степени по-твоему, верно выражение, что футбол — игра для зрителей?
— Это так и есть. Мы действительно играли для зрителей. А для кого мы играли? Мы выходим, нам платят деньги для того, чтобы мы доставили удовольствие зрителям. Очки само собой, но люди же приходят, смотрят...
— Ты считаешь себя счастливым человеком?
— Да.
— А момент наивысшего счастья — это чемпионство?
— В моей жизни много счастливых моментов. Родилась дочь — это счастье? Счастье. Стал чемпионом — тоже счастье. О счастье ведь как сказать можно? Не умер — тоже счастье... В спортивной жизни — это когда мы стали чемпионами, и когда я попал на чемпионат мира. Я не знаю, счастье это или нет — просто были большие эмоции.
— Когда ты уходил в сборную, тебе завидовали в команде?
— Не знаю, это никак не чувствовалось. Ничего такого, когда я вернулся, не было.
— Сейчас у пацанов, которые начинают играть может быть такая мечта: я буду играть, поеду за границу, получу там много денег... У вас же не было такого стимула.
— Если человек любит футбол, от он будет играть без всяких стимулов. Мы — играли. Условий никаких не ставили, играли и все. Может, мы думали, что футбол будет продолжаться без конца, что игра для нас так никогда и не закончится... Мы просто играли — за идею, за город, за команду «Зенит».
Беседу вели Михаил Григорьев и Борислав Михайличенко, «Знамя "Зенита"» №2, 1995 г.
