Рано утром проснулась ненависть.


Ей предстоял очередной трудовой день и, как обычно в последние годы, работы было больше чем вчера. С каждым днем Америка и Осама, ученые и их изобретения, да и весь мир вообще давали ей все больше и больше работы. Она бы давно перестала бы справляться с такими объемами, если бы не ловкие помощники-волонтеры, вившиеся последние десятилетия подле неё, и с радостью исполнявшие небольшие поручения. Так и сегодня они полетели по всем уголкам нашей планеты, следуя указаниям мудрой госпожи. Когда же она осталась одна, ненависть с нескрываемым удовольствием отметила, что дел вовсе не так много, как ей казалось. Широкий план работ развалился на малые кусочки, и лишь один-единственный большой кусок заставил ненависть отменить внеплановый выходной и вылететь на юг Европы. По дороге она упоением наблюдала мирскую жизнь, в которой уже почти повсеместно успели оставить свои следы её приспешники или же она сама.


Ненависть прибыла как раз вовремя, когда главный её объект ощутив её дыхание на себе поспешно бежал с бровки в раздевалку, надеясь что хоть там она не достанет его. Но ненависть была уже тут и ничто не могло её остановить. И вся ненависть мира послушно обрушилась на плечи этого мещанина, хотя и сознавала она в тот миг сколь не права. Сколь не заслуживает всей ненависти мира тот пианист, что играл как умел и сколь заслуживает её тот другой, к которому она отправила лучшего своего ученика.


Настала ночь и ненависть сменили сразу несколько её волонтеров, а она полетела обратно. По дороге она все думала о том, другом, и в результате, сделав небольшой крюк, она разбудила совесть. Та спросонья непонятливо взгялнула на ненависть и пыталась уснуть обратно, но ненависть растормошила её и описала всю глубину эпизода. Сочуствие проснулось на соседней койке и растеряно глядела на ненависть, когда та посвящала совесть в события минувшего дня. А совесть, выслушав грустный рассказ, безмолвно упала на свою кровать и заснула мертвым сном. И больше никто уже не мог её разбудить.