Привет всем поклонникам фанатской истории!
Сегодня мы публикуем интервью, которое позволит вам взглянуть на фанатский сектор с несколько другого ракурса.
Итак, издание «ProЗенит», 2010 год.
Монах: Самый правый из левых
В восьмидесятые годы прошлого века фанатским сектором стадиона им. Кирова считался не только 33-й, но и 47-й. Однако его посетители практически не ездили на гостевые матчи, не отличались высокой организацией поддержки, да и вообще особенно не стремились к какому-либо развитию. Как следствие, сектор 47 уничижительно именовался «левым». Однако и здесь находились люди, оставившие заметный след в истории зенитовского фанатизма. В первую очередь это Евгений по прозвищу Монах. Его так и называли: самый правый из левых.
– На стадионе я впервые появился в 1980-м, – рассказывает Евгений. – Следующий год у меня выпал, а в 82-м я снова пришел и даже попробовал сделать выезд в Донецк. Но мы почему-то решили, что на дальнобоях доберемся быстрее, чем на поездах. До Витебска я по трассе дошел, но там понял, что не успеваю, и пришлось вернуться. Регулярно же ездить я начал с 83-го.
Почему 47-й? У меня друзья на 33 пару матчей сидели, а потом они решили свой сектор поднимать. Фанатов в то время я и не знал никого. Когда друзья в армию ушли, получилось, что 47-й стал моим сектором. Да, 33-й – это прекрасно, на выездах я с ними. Но дома – все же 47-й.
– Что вас привлекало в первую очередь? Сам футбол, боление?
– Футбол, конечно, интересен. Но я, видимо, всю жизнь неформалом был, а фанаты в те годы оказались мне ближе всего по духу. Панки были неинтересны, хиппи – тоже, хотя я и выглядел тогда как хиппи.
– Ветераны зенитовского фан-движения в своих интервью называют вас не иначе как «системным хиппи»…
– Они ошибаются. С хипповской системой я как раз через фанатов и познакомился. Было это на выезде в Вильнюсе. С Хайрастым мы тогда пошли побродить по хипповским тусам, а когда вернулись, нам рассказали, что на вокзале была большая драка.
Тот выезд вообще получился запоминающимся. Во-первых, в Вильнюс я попал случайно. Пришел на вокзал проводить наших, денег не было ни копейки, но меня буквально затащили в поезд. Насколько я помню, расклад был примерно такой: 14 билетов на 50 человек. К Вильнюсу меня уже признавали своим проводники трех вагонов. Потом меня забыли на третьей полке, и несколько человек носились по составу, чтобы меня найти. В Вильнюс приехали ночью, с песнями и шизовками пошли на стадион. С середины пути милиция стала загонять нас обратно на вокзал.
– Вообще вам часто доводилось в стычках участвовать?
– Доводилось (смеется). В 83-м на Ленинградском вокзале произошла знаменитая драка с конями. Тогда еще Беломор сказал: «Кто побежит, в Питере на стадион не приходите». Это был мой пятый выезд. Милиция нас в электричку запихивала, не разбираясь, у кого есть билет, а у кого нет.
- А что же заставляло на 47-м сидеть?
– А я там главным был (смеется). Это же льстит самолюбию. Приходишь на стадион, все говорят: «О, Монах пришел». Показываешь: два места. Тебе освобождают их в самом центре. Садишься, руководишь: что кричать, когда. Получалось, конечно, не очень, но какая-то тусовка вокруг меня была. Когда я ушел со стадиона, те, кто начал ездить, перешли на 33-й.
– А как такой авторитет зарабатывался?
– Во-первых, я ездил, а таких людей на нашем секторе практически не было. Во-вторых, как себя покажешь, так тебя и будут воспринимать. Был случай, когда Чиполлино пытался с меня розу снять. Не получилось. После этого как раз случился выезд на коней. Тогда на обратном пути в Твери меня назвали Монахом.
– Прозвище – это своего рода признание?
– В данном случае, думаю, да. Тогда нас крестили троих. Один получил прозвище Додик, второй – Пентюх. «Монах» на этом фоне звучало действительно как признание. Назвали меня так за длинные волосы. От прозвища Волосатый я отказался сразу, а Хайрастый уже был.
– Наличие атрибутики в 80-е – не единственный признак принадлежности к фан-движению?
– Нет, конечно. Фанатом можно было стать только на выезде. До этого ты болельщик – не более того. Выезды сплачивали людей. Ты едешь и знаешь, что встретишь там своих, и не важно, знаком ты с ними или нет. В одиночку тяжело, и это несмотря на то, что на той же Украине, например, ленинградцев любили. Помню, в Донецке после матча идем с местными фанатами – они нас провожают. И тут навстречу валит многотысячная толпа мужиков: «Бей зенитчиков» – и прочая ерунда. Выходят двое фанатов «Шахтера»: «Стоять, это наши друзья». Мужики успокаиваются.
– Проблемы с местным населением возникали практически везде. Непонятно, откуда у простого народа столько агрессии бралось.
– Местничество. Приезжают чужие, кричат против их любимой команды. Как такое возможно?
Евгений Монах в центре, слева Андрей Падающий, справа Костя Кастет. Фото сделано на праздновании 30-летия Движения
– Сейчас вы на стадион ходите?
– Очень редко, раза два в год. И на левых секторах сидел, и на правые заходил… Тусовки. Раз тусовка, два, три. А я не из тусовки, мне там делать нечего. Из тех неформальных течений, к которым я имел отношение, практически все были молодые, только зарождавшиеся. Кроме хиппи, наверное. Но хиппи мне неинтересны были. Просто внешний вид соответствовал, и меня принимали за своего. Я в «Сайгон»-то попал очень смешно. Стоял на Климате в драных джинсах, в свитере зеленом длинном, с зенитовскими значками на противогазной сумке. Подходят два волосатых, приезжих: «А где здесь «Сайгон»?» «Не знаю, – отвечаю, – я не хиппи, я фанат». Познакомились, вписал я их. Позже они показали мне «Сайгон», там знакомые люди оказались…
– Получается, неформальные течения Ленинграда в те годы пересекались между собой?
– Да, конечно. Хипповская система была достаточно интересным механизмом, и она работала. Потому что в любом городе можно было найти хоть одного волосатого, а значит, найти и стол, и крышу. Надо куда-то ехать – просто заходишь на тусовку и практически всегда найдешь вписку.
– У фанатов был такой же механизм?
– Примерно.
– Из 14 ваших выездов есть какой-то самый любимый?
– Их несколько. Самый важный – на коней. Приняли меня тогда. Запомнился двойник Донецк – Харьков. За 10 дней путешествия меня забирали в милицию 11 раз. По дороге домой сначала заехал в Минск, затем – в Смоленск и Москву. Такой зигзаг удачи получился! Еще был зигзаг, когда с тремя рублями через Москву в Киев ездил, туда и обратно. 19 пересадок, пять раз на контролеров нарывался, три раза с поездов ссаживали…
В Кишиневе как-то мы с приятелем увидели огромные гладиолусы по 15 копеек. Купили по охапке. На стадионе пролезли через все кордоны к скамейке запасных и даже смогли их вручить. На нашем секторе кроме полутора десятков фанатов сидели 50–70 ленинградцев из трудового лагеря. Стали болеть, и я розеткой задел какого-то местного мужика. Завязалась перепалка, затем драка. Когда милиция в прямом смысле стала выносить меня с сектора, поразила реакция местных: «В парикмахерскую его». История завершилась тем, что за пределами стадиона меня отпустили, я пролез без билета с противоположной стороны и досмотрел игру на другом секторе, а наши весь остаток матча бились с молдаванами.
– Ваши выездные приключения наверняка требовали немало времени. Как решали эту проблему?
– Подходил на работе к начальнику цеха и говорил: «Я на выезд!» – «Ну, поболей там за наших». Затем иду к мужикам-сменщикам: «Мне уехать надо». – «Ехай-ехай!»
– Завершая наш разговор, хотелось бы понять: что первично в желании молодежи 80-х быть фанатами? Романтика путешествий, некий протест?
– Все было. И протест, и романтика, и любовь к футболу. Точнее, даже не к футболу, а к «Зениту». Непередаваемая вещь. «Зенит» тогда еще не был чемпионом, но при этом весь Питер его любил. И будет любить, невзирая ни на что. Да и не только Питер.
– Почему?
– «Зенит» очень питерский. В команду приходят люди – иногородние, иностранцы, и через некоторое время они становятся нашими, питерскими. Есть в Петербурге какое-то свое отношение к жизни. Это очень сложно словами описать. У меня это на уровне чувств.
Интервью записал Алексей Антипов.
Полную версию вы можете прочитать, пройдя по ссылке
Так же ждём вас в Группе нашего Архива во ВКонтакте
До скорой встречи!
Сегодня мы публикуем интервью, которое позволит вам взглянуть на фанатский сектор с несколько другого ракурса.
Итак, издание «ProЗенит», 2010 год.
Монах: Самый правый из левых
В восьмидесятые годы прошлого века фанатским сектором стадиона им. Кирова считался не только 33-й, но и 47-й. Однако его посетители практически не ездили на гостевые матчи, не отличались высокой организацией поддержки, да и вообще особенно не стремились к какому-либо развитию. Как следствие, сектор 47 уничижительно именовался «левым». Однако и здесь находились люди, оставившие заметный след в истории зенитовского фанатизма. В первую очередь это Евгений по прозвищу Монах. Его так и называли: самый правый из левых.
– На стадионе я впервые появился в 1980-м, – рассказывает Евгений. – Следующий год у меня выпал, а в 82-м я снова пришел и даже попробовал сделать выезд в Донецк. Но мы почему-то решили, что на дальнобоях доберемся быстрее, чем на поездах. До Витебска я по трассе дошел, но там понял, что не успеваю, и пришлось вернуться. Регулярно же ездить я начал с 83-го.
Почему 47-й? У меня друзья на 33 пару матчей сидели, а потом они решили свой сектор поднимать. Фанатов в то время я и не знал никого. Когда друзья в армию ушли, получилось, что 47-й стал моим сектором. Да, 33-й – это прекрасно, на выездах я с ними. Но дома – все же 47-й.
– Что вас привлекало в первую очередь? Сам футбол, боление?
– Футбол, конечно, интересен. Но я, видимо, всю жизнь неформалом был, а фанаты в те годы оказались мне ближе всего по духу. Панки были неинтересны, хиппи – тоже, хотя я и выглядел тогда как хиппи.
– Ветераны зенитовского фан-движения в своих интервью называют вас не иначе как «системным хиппи»…
– Они ошибаются. С хипповской системой я как раз через фанатов и познакомился. Было это на выезде в Вильнюсе. С Хайрастым мы тогда пошли побродить по хипповским тусам, а когда вернулись, нам рассказали, что на вокзале была большая драка.
Тот выезд вообще получился запоминающимся. Во-первых, в Вильнюс я попал случайно. Пришел на вокзал проводить наших, денег не было ни копейки, но меня буквально затащили в поезд. Насколько я помню, расклад был примерно такой: 14 билетов на 50 человек. К Вильнюсу меня уже признавали своим проводники трех вагонов. Потом меня забыли на третьей полке, и несколько человек носились по составу, чтобы меня найти. В Вильнюс приехали ночью, с песнями и шизовками пошли на стадион. С середины пути милиция стала загонять нас обратно на вокзал.
– Вообще вам часто доводилось в стычках участвовать?
– Доводилось (смеется). В 83-м на Ленинградском вокзале произошла знаменитая драка с конями. Тогда еще Беломор сказал: «Кто побежит, в Питере на стадион не приходите». Это был мой пятый выезд. Милиция нас в электричку запихивала, не разбираясь, у кого есть билет, а у кого нет.
- А что же заставляло на 47-м сидеть?
– А я там главным был (смеется). Это же льстит самолюбию. Приходишь на стадион, все говорят: «О, Монах пришел». Показываешь: два места. Тебе освобождают их в самом центре. Садишься, руководишь: что кричать, когда. Получалось, конечно, не очень, но какая-то тусовка вокруг меня была. Когда я ушел со стадиона, те, кто начал ездить, перешли на 33-й.
– А как такой авторитет зарабатывался?
– Во-первых, я ездил, а таких людей на нашем секторе практически не было. Во-вторых, как себя покажешь, так тебя и будут воспринимать. Был случай, когда Чиполлино пытался с меня розу снять. Не получилось. После этого как раз случился выезд на коней. Тогда на обратном пути в Твери меня назвали Монахом.
– Прозвище – это своего рода признание?
– В данном случае, думаю, да. Тогда нас крестили троих. Один получил прозвище Додик, второй – Пентюх. «Монах» на этом фоне звучало действительно как признание. Назвали меня так за длинные волосы. От прозвища Волосатый я отказался сразу, а Хайрастый уже был.
– Наличие атрибутики в 80-е – не единственный признак принадлежности к фан-движению?
– Нет, конечно. Фанатом можно было стать только на выезде. До этого ты болельщик – не более того. Выезды сплачивали людей. Ты едешь и знаешь, что встретишь там своих, и не важно, знаком ты с ними или нет. В одиночку тяжело, и это несмотря на то, что на той же Украине, например, ленинградцев любили. Помню, в Донецке после матча идем с местными фанатами – они нас провожают. И тут навстречу валит многотысячная толпа мужиков: «Бей зенитчиков» – и прочая ерунда. Выходят двое фанатов «Шахтера»: «Стоять, это наши друзья». Мужики успокаиваются.
– Проблемы с местным населением возникали практически везде. Непонятно, откуда у простого народа столько агрессии бралось.
– Местничество. Приезжают чужие, кричат против их любимой команды. Как такое возможно?
Евгений Монах в центре, слева Андрей Падающий, справа Костя Кастет. Фото сделано на праздновании 30-летия Движения
– Сейчас вы на стадион ходите?
– Очень редко, раза два в год. И на левых секторах сидел, и на правые заходил… Тусовки. Раз тусовка, два, три. А я не из тусовки, мне там делать нечего. Из тех неформальных течений, к которым я имел отношение, практически все были молодые, только зарождавшиеся. Кроме хиппи, наверное. Но хиппи мне неинтересны были. Просто внешний вид соответствовал, и меня принимали за своего. Я в «Сайгон»-то попал очень смешно. Стоял на Климате в драных джинсах, в свитере зеленом длинном, с зенитовскими значками на противогазной сумке. Подходят два волосатых, приезжих: «А где здесь «Сайгон»?» «Не знаю, – отвечаю, – я не хиппи, я фанат». Познакомились, вписал я их. Позже они показали мне «Сайгон», там знакомые люди оказались…
– Получается, неформальные течения Ленинграда в те годы пересекались между собой?
– Да, конечно. Хипповская система была достаточно интересным механизмом, и она работала. Потому что в любом городе можно было найти хоть одного волосатого, а значит, найти и стол, и крышу. Надо куда-то ехать – просто заходишь на тусовку и практически всегда найдешь вписку.
– У фанатов был такой же механизм?
– Примерно.
– Из 14 ваших выездов есть какой-то самый любимый?
– Их несколько. Самый важный – на коней. Приняли меня тогда. Запомнился двойник Донецк – Харьков. За 10 дней путешествия меня забирали в милицию 11 раз. По дороге домой сначала заехал в Минск, затем – в Смоленск и Москву. Такой зигзаг удачи получился! Еще был зигзаг, когда с тремя рублями через Москву в Киев ездил, туда и обратно. 19 пересадок, пять раз на контролеров нарывался, три раза с поездов ссаживали…
В Кишиневе как-то мы с приятелем увидели огромные гладиолусы по 15 копеек. Купили по охапке. На стадионе пролезли через все кордоны к скамейке запасных и даже смогли их вручить. На нашем секторе кроме полутора десятков фанатов сидели 50–70 ленинградцев из трудового лагеря. Стали болеть, и я розеткой задел какого-то местного мужика. Завязалась перепалка, затем драка. Когда милиция в прямом смысле стала выносить меня с сектора, поразила реакция местных: «В парикмахерскую его». История завершилась тем, что за пределами стадиона меня отпустили, я пролез без билета с противоположной стороны и досмотрел игру на другом секторе, а наши весь остаток матча бились с молдаванами.
– Ваши выездные приключения наверняка требовали немало времени. Как решали эту проблему?
– Подходил на работе к начальнику цеха и говорил: «Я на выезд!» – «Ну, поболей там за наших». Затем иду к мужикам-сменщикам: «Мне уехать надо». – «Ехай-ехай!»
– Завершая наш разговор, хотелось бы понять: что первично в желании молодежи 80-х быть фанатами? Романтика путешествий, некий протест?
– Все было. И протест, и романтика, и любовь к футболу. Точнее, даже не к футболу, а к «Зениту». Непередаваемая вещь. «Зенит» тогда еще не был чемпионом, но при этом весь Питер его любил. И будет любить, невзирая ни на что. Да и не только Питер.
– Почему?
– «Зенит» очень питерский. В команду приходят люди – иногородние, иностранцы, и через некоторое время они становятся нашими, питерскими. Есть в Петербурге какое-то свое отношение к жизни. Это очень сложно словами описать. У меня это на уровне чувств.
Интервью записал Алексей Антипов.
Полную версию вы можете прочитать, пройдя по ссылке
Так же ждём вас в Группе нашего Архива во ВКонтакте
До скорой встречи!
