Петля гистерезиса

С монументальной фигурой тренера Юрия Морозова тесно связана история «Зенита», да и всего питерского футбола многих десятилетий. И однозначно определить, в какой именно период времени его влияние на судьбу команды было наиболее велико и значимо, непросто. Морозов трижды возглавлял «Зенит», проведя во главе его в общей сложности почти десять лет, при этом дважды выводя клуб в призёры чемпионата. Но главное: каждый раз он создавал команды, многие игроки которых на долгие годы оставались её лидерами, её основой даже после смены на тренерском мостике, ведя «Зенит» к новым вершинам и обычно этих вершин достигая. 

В бытность свою футболистом, уроженец Ленинградской области Юрий Морозов больших вершин не достиг. Капитан юношеской сборной Ленинграда — вице-чемпиона СССР 1952 года — рослый здоровяк, работоспособный и самоотверженный, в игре он выделялся физической силой, неуступчивостью в единоборствах и выраженными лидерскими качествами. В отличие от своего младшего брата Олега, на протяжении нескольких лет являвшегося зенитовской примой, но при этом к футболу относившегося несколько легкомысленно и без должного пиетета, Морозов-старший был чрезвычайно трудолюбив и ответственен. И в игре, и на тренировках отрабатывал на все сто, был стабилен и надёжен. И всё же, для классного игрока этих качеств явно недостаточно, а потому закрепиться в «Зените» в середине 1950-х, вытеснить со своей позиции самого Станислава Завидонова, Морозову не удалось, и лучшую часть своей карьеры он провёл в скачущем из высшей лиги в первую и обратно «Адмиралтейце», а завершил в 30 лет в ленинградском «Динамо».

Ничто не говорило и о том, что вырастет из него незаурядный тренер. Собственно, Юрий Андреевич поначалу и не связывал своё будущее непосредственно со спортом, а собирался заняться наукой. Выступления на футбольном поле не помешали ему в 1959 году окончить физико-химический факультет Технологического института, поступить в аспирантуру и точно в срок написать диссертацию — случай для действующего игрока команды мастеров из разряда уникальных. Впрочем, защищать её он не стал, очевидно, поняв, что химия — это не его. Завершил игровую карьеру, забрал документы из техноложки и вновь поступил в аспирантуру, теперь уже института физкультуры им. Лесгафта. Тогда же, в середине 1960-х в спортивной печати появляются первые научно-популярные статьи молодого специалиста, посвящённые футбольной тактике и методикам тренировок, написанные чётким, ясным языком, наполненные интересными мыслями и выводами, которым позавидовал бы и иной маститый тренер с многолетним опытом. 

В 1975 году молодого кандидата педагогических наук, защитившего диссертацию в институте им. Лесгафта, но ещё не имевшего никакого опыта работы с командами мастеров, пригласил к себе в помощники главный тренер олимпийской сборной СССР Константин Бесков. А потом на долгие-долгие годы Морозов — правая рука Лобановского в первой сборной, которая при его участии стала бронзовым призёром Олимпиады-76, а затем, в 1988, добилась, как оказалось, последнего в своей истории успеха, дойдя до финала чемпионата Европы. Осенью 1977 года Морозов впервые оказался в «Зените», подменив заболевшего Зонина и на пару с тренером Корневым доведя сезон с командой до конца. И так в «Зените» и остался на пять последующих лет. 

Это событие для клуба оказалось воистину судьбоносным. До того добрые полтора десятка лет флагман ленинградского футбола откровенно стагнировал, куда чаще озабоченный сохранением места в высшей лиге, чем претендуя на какие-либо локальные свершения. Но приход амбициозного Морозова постепенно избавляет команду от провинциальных комплексов, один за другим возвращаются по тем или иным причинам покинувшие её в прежние годы Казачёнок, Ларионов, Зинченко, ведутся активные переговоры о возвращении Загуменных... И, наконец, следует прорыв: накануне 1980 года состав пополняется целой группой молодых выпускников ленинградских футбольных школ, имена которых в скором будущем станут для питерского футбола воистину легендарными. Как следствие — первые медали в многолетней истории «Зенита», завоёванные в том же году. И завоёванные фактически новой командой, командой, собранной именно Морозовым.

Уже тогда его «Зенит» обрёл собственное, узнаваемое и очень привлекательное лицо. Размашистая, динамичная игра с выраженным акцентом на атаку, никаких задержек мяча в середине поля, никаких неспешных распасовок на подходе к чужой штрафной — только вперёд! Близкий друг и «единоверец» Лобановского, Морозов и игру своих команд вычерчивал по тем же лекалам, в первую очередь, следуя основным трём принципам, неоднократно озвученным знаменитым тренером: «Футболисты должны активно действовать на протяжении всех 90 минут, постоянно поддерживать высокую командную скорость и вести борьбу за каждый метр поля». Этих трёх пунктов Морозов придерживался неукоснительно, и горе тому, кто ослушается, кто не выполнит в игре то, что должен — в раздевалке после матча его непременно ожидали крайне неприятные минуты... В футбольных кругах на рубеже 1970-80-х даже поговаривали, что «Зенит» является неким экспериментальным плацдармом для Лобановского: всё, что тот собирался вносить в игру своего «Динамо», Морозов «обкатывал» на своей команде. 

Нет, конечно, ни о какой слепой копии не могло быть и речи — Юрий Андреевич был вполне самостоятельным и самодостаточным тренером, чтобы иметь и своё собственное представление об игре своей команды. И в чём-то его «Зенит» в сравнении с киевлянами смотрелся даже повыигрышнее: и динамичностью игры, и её остроатакующей направленностью, и скоростями, и азартом... Но было немало и общего. И в обороне, и в атаке морозовского «Зенита» всегда участвовало по 7-8 игроков, создавая численное преимущество на том участке поля, где находился мяч. Игровая дисциплина на поле строжайшая: каждый чётко знает свой маневр, который обязан выполнить «от и до», каждый находится на своём месте, никаких вольностей, никаких отступлений от указанной тренером тактики игры, импровизации, если и разрешаются, то в строго ограниченном количестве и далеко не всем. При этом, активно использовалось одно из главных и безотказных оружий, своего рода, фирменное «блюдо» — глобальный прессинг по всему полю. Который зенитовцы, благодаря отменной физической готовности, могли исполнять едва ли не половину чистого игрового времени, доводя этим соперника до полного изнеможения. Кинжальные атаки сменялись групповым отбором, изматывающий прессинг — вновь широкой атакой... Всё на запредельных скоростях, с полной самоотдачей, на всю ширину поля, несколько авантюрно в защите, но предельно красочно и впечатляюще в нападении. И над всем этим сам Морозов, непринуждённо меняющий тактический рисунок по ходу игры и как опытный карточный шулер одного за другим достающий из бездонного кармана ленинградских спортшкол всё новых и новых юных джокеров — «игроков на два-три матча». Благо конвейер лучших в стране питерских футбольных школ в те годы работал стабильно и бесперебойно. 

Дисциплина в команде жестокая, никаких авторитетов и любимчиков, все равны, все работают на одинаковых основаниях, никто не гарантирован от безжалостной ссылки в дубль, а то и вовсе от отчисления из команды при малейшем непослушании или снижении кондиций. Дистанция с игроками держалась строго, никаких задушевных бесед один на один, никаких шуточек на базе и, тем более, во время тренировок. И когда Морозов выходил из своего кабинета — все вокруг невольно смолкали и старались лишний раз из своих номеров не показываться, дабы не попадаться тренеру на глаза. А возражать мэтру, и уж, тем более, спорить с ним на теоретических занятиях или разборах игр могли отважиться единицы. Причём, нередко подобные возражения становились для игрока его последним деянием в форме «Зенита»...

Естественно, подобная суровая деспотичность тренера далеко не всем по вкусу, отсюда и его предпочтение юным, неиспорченным славой и опытом, тем, кто ещё способен внимать, раскрыв рот, кто беспрекословен и послушен. Кого, к тому же, не надо переучивать, зато можно учить. С остальными Морозов разделывался безжалостно, невзирая на лица, стаж и регалии. А тяжелейшие тренировки Морозова с особым упором на физические и скоростные упражнения, и вовсе стали легендой. Он никогда и ничего не делал «на глазок», его тренировки были расписаны по минутам, от первой до последней, и пунктуально выполнялись по заранее расписанному плану. Терпеть не мог разговоров о везении или удаче. «Везение — это результат тщательной подготовки» — твёрдо заявлял он в таких случаях, оставаясь абсолютно уверенным в том, что только самозабвенным, каторжным трудом можно чего-то добиться. Такого же отношения к делу требовал и от игроков, на дух не перенося любительского отношения с их стороны к своей работе.

Далеко не всем, приходивших в команду из городских футбольных школ с репутацией «перспективен», «талантлив», а то и вовсе «гениален», удавалось выдержать и ломовые морозовские тренировочные нагрузки и его зашкаливающую требовательность к дисциплине на поле и вне его. Летели мениски, тянулись сухожилия, трещали кости, угнетали тренерские суровость и деспотичность, выматывало состояние постоянного физического и эмоционального перенапряжения... Один за другим юные таланты сходили с дистанции, растворяясь в командах низших дивизионов. 

Зато из тех, кто всё же выдерживал, большинство впоследствии добивалось в футболе немалого — фундамент, в том числе, физический и психологический, Юрий Андреевич закладывал в своих подопечных более чем основательный. И годы спустя многие из его воспитанников, вспоминая невыносимо трудную работу под его руководством, признавали, как много получили от тренера в итоге. Что по сути своих претензий и жёстких требований он был абсолютно прав, научив их играть в футбол, понимать эту игру, пусть и мало кому симпатичными методами: руганью, палкой, беспощадностью. Он сумел внушить им, что большой футбол, как, собственно, и весь большой спорт — это, прежде всего, жертвенность, одержимость. Кто с этим был не согласен, тот шёл на выход. 

Сам футбол для Морозова всегда был, прежде всего, наукой. А иначе и быть не могло у кандидата наук с двумя высшими образованиями, одно из которых сугубо техническое. Футбол понимал как никто другой, знал его тонкости, его глубинную суть. Он и сам признавал, что в большей степени является теоретиком, чем практиком футбола. Что, кстати, особо ценил в нём и Лобановский, всегда внимательно прислушивавшийся к мнению своего ассистента по сборной, безусловно доверяя его богатым теоретическим и методологическим знаниям. В результате, даже будучи во главе футбольной команды, Морозов оставался научным работником, неутомимым лабораторным экспериментатором, который в поиске своего «философского камня» способен идти на самые рискованные и внешне нелогичные эксперименты.

А экспериментировал он непрестанно. Игроки в его командах постоянно пробовались не на своих позициях: левый полузащитник вдруг оказывался в центре, центральный отыгрывал матч в обороне, а правый и вовсе выходил в нападении. На их прежних местах нередко появлялись юные дублёры, которые, сыграв в одном-двух матчах, бесследно исчезали, а вместо них немедленно возникали новые. Порой эти эксперименты давали неожиданные результаты. Причём, как со знаком плюс, так и со знаком минус. Вдруг раскрывался на позиции защитника бывший хавбек, на которого все уже, вроде, махнули рукой, как на бесперспективного. Или, наоборот, выдвинутый вперёд игрок обороны начинал уверенно штамповать голевые передачи, а из форварда получался очень приличный опорник. Но нередко игрок на новой, непривычной позиции терялся, проваливался раз за разом, путая выстроенную командную игру. Впрочем, это вовсе не означало, что в следующем матче он непременно возвращался на своё место. Морозов видел футбол и футболистов по-своему и, ничуть не смущаясь, продолжал искать, пробовать, рисковать... Замена игрока в середине первого тайма, а то и раньше — явление вполне обыденное. Усаживание обратно на скамейку футболиста, всего десять-пятнадцать минут назад вышедшего на замену, — в порядке вещей. Появление в основном составе на ответственный, ключевой матч необстрелянного, сырого юниора — запросто.

Состав тасовался постоянно, и даже успешные сезоны не давали тренеру повода для успокоения. Он как будто и не замечал своих достижений, продолжая свои эксперименты над командой и лишь ещё более «закручивая гайки» в общении с игроками. Нередко чувство меры изменяло тренеру и предел жёсткости при «сгибании палки» он превышал. И тогда слышался хруст: нарушался микроклимат в коллективе, появлялись обиженные и недовольные... Порядок в таких случаях наводился быстро и теми же суровыми методами. Уходили те, кто привёл «Зенит» к успеху, вместо них вновь набирались новички, которым зачастую просто не хватало времени, чтобы полноценно вписаться в игру, заменить ушедших лидеров. А порой им просто не хватало и таланта... И опять перетряски состава, бесконечный эксперимент, в котором тренер не желал останавливаться. Он смотрел вдаль, работал на перспективу, не зацикливаясь на сиюминутных турнирных результатах, он видел далёкую цель, которую, кроме него, не видел никто. Он видел свою «команду-мечту», в создании которой ему было не до сантиментов.

Стабильно успешные команды за год не делаются, и Морозов это прекрасно понимал, никогда не гарантируя немедленной отдачи от своей работы. Напротив, коллективы свои он собирал кропотливо, пунктуально, внимательно перебирая, тщательно, как бусы на нитку, нанизывая футболистов на общий стержень командной игры. Той игры. которую он считал единственно верной, и футболистов под которую подбирал соответствующих. Постепенно создавая костяк, основу своих команд, он не останавливался на этом, а продолжал непрерывные пробы новичков, ежегодно пропуская через свои руки десятки юных дублёров и приглянувшихся ему безвестных игроков со стороны. Глаз Морозов имел острый, намётанный, практически безошибочно и сходу определяя истинный уровень футболиста, порой умудряясь рассмотреть искру божью даже в тех, на ком уже давно, вроде как, был поставлен крест. Если уровень «соответствовал» — тренер давал шанс. А там уж как игрок сам им распорядится — многие зримо талантливые не смогли им воспользоваться из-за недостатка трудолюбия, воли, амбиций, характера, всего того, без чего даже самый одарённый ничего не сможет добиться сам и, тем более, не даст своей команде. К таким тренер был беспощаден, сразу расставаясь с ними, не тратя времени ни на педагогические беседы, ни на новые шансы, ни даже на объяснение причин своего решения. Показательно, кстати, что из всех молодых игроков, которых Морозов по тем или иным причинам «забраковал», почти никто в большом футболе в дальнейшем и на самом деле ничем серьёзным себя не проявил. 

Но если тренер видел в новичке не только талант, но и полную его самоотдачу в играх и на тренировках, его неуёмное стремление к самореализации, то не ставил на нём крест при первых неудачах, а мог долго, месяцами, терпеливо ждать, раз за разом доверяя парню место в основном составе. Лишь в 13-м официальном матче за «Зенит» забил свой первый гол Кержаков, в 18-м — Желудков, вовсе в 31-м — Кулик... Морозов ждал, Морозов верил, Морозов доверял — да, устраивая им порой запальчивые разносы, да, периодически ссылая в дубль или усаживая на скамейку — но при этом терпеливо давал им шанс за шансом показать себя в деле, непосредственно в игре. Давал не потому что слепо верил, а потому что видел, потому что знал. И в итоге, никак не могущего обрести себя игрока вдруг «прорывало», и «Зенит» обретал новых звёзд: классных, результативных бомбардиров и любимцев трибун.

И команды после себя Морозов оставлял более чем состоятельные. Что дважды убедительно доказывал принимавший после мэтра построенные им команды Павел Садырин — его бывший помощник и ученик. Последовательно, в 1983-м и в 1989-м, он возглавлял собранные Морозовым «Зенит» и ЦСКА и вскоре делал их чемпионами. При этом, ничего кардинально не меняя ни в составах команд, ни в тренировочном процессе — от него, в первую очередь, требовалось раскрепостить зажатых деспотичным предшественником игроков, изменить запредельно суровую обстановку в коллективе, дать футболистам возможность творить в игре и на тренировках, получать от футбола удовольствие. Всё остальное у них уже имелось: и отличная физическая готовность, и отработанные игровые связи, и, конечно же, талант — игроков в свои команды Морозов отбирал строго, придирчиво. 

С возрастом Дед заметно смягчился в общении с футболистами. И уже игроки 2000-х отмечали, что в общении с ними у него нередко проскакивали прежде не очень свойственные ему человечность и даже отеческая мягкость, он стал более терпим и более открыт. Шутка ли: он даже порой мог посоветоваться с кем-то из своих подопечных о плане на игру, о составе, что прежде было совершенно непредставимо. Нет, он по-прежнему был скор на расправу, вспыльчив, прям и авторитарен, но в его команде уже не было того гнетущего состояния тяжёлого эмоционального перенапряжения, как это бывало в прежние годы, и что во многом и мешало ему добиться со своими командами более высоких результатов.

Остаётся только сожалеть, что тогда, в начале 2000-х, Морозову не довелось довести дело до конца: всего два года оказалось отпущено ему судьбой на строительство новой команды. Той, которая уже успела заявить о себе, выиграв бронзовые медали чемпионата 2001 года, но не успела развить этот успех. И мы можем лишь гадать, сумел бы опытнейший тренер построить в итоге такую же команду, какую создал за пять лет в начале 1980-х, сумел бы, в конце концов, сам сполна воспользоваться своими же трудами, добившись с ней впоследствии большего, чем бронза. Работал тогда 67-летний Морозов с подлинно юношеским азартом, на неимоверном кураже, будто понимая, как мало ему осталось, и как много ещё надо успеть. И не успел: в середине 2002-го, пережив инфаркт, по категорическому требованию врачей он был вынужден покинуть пост главного тренера. А его так и не достроенная команда, лишившись ставших уже привычными морозовских «ежовых рукавиц», начала стремительно деградировать. В результате, пришедшему через полгода в «Зенит» Властимилу Петржеле досталась лишь заготовка, костяк морозовской «команды-мечты», костяк немногочисленный, но хороший, добротный, хотя и несколько расшатанный полугодом безвременья второй половины 2002-го. А вот наращивать на него «мясо» чешскому тренеру пришлось самому. По-своему продолжив дело, которое начал до него Дед. 

И получается, что за четверть века тренерской работы, будучи специалистом признанным и авторитетным, Морозов так и не выиграл ни одного титула. Это его, безусловно, задевало, хотя нигде и ни разу он не обмолвился о своих переживаниях на этот счёт. И, наверное, именно этим объясняется его появление на тренерской скамейке в мае 2002 года в финальном матче Кубка России, в котором встречался его «Зенит» с ЦСКА. Здоровье мэтра было уже совсем неважным, месяц до того он провёл в больнице, при этом, замещавший его на тренерском мостике Бирюков вёл команду уверенно и убедительно. Но Морозов перед финалом фактически сбежал из палаты, желая самолично возглавить «Зенит» в решающем матче. Трудно сказать, насколько повлияло на футболистов его присутствие на тренерской скамейке стадиона «Лужники», но матч тот «Зенит» проиграл, так и не дав одному из самых заслуженных тренеров в своей истории возможности стать тренером и титулованным. 

И всё же, не титулами и не кубками определяется огромный вклад Морозова в историю «Зенита» и всего петербургского футбола. Он хоть и отмечен бронзовым блеском медалей и финалами двух кубков (России и Интертото), всё же лежит несколько в иной плоскости. 

Первые в истории петербургского футбола медали чемпионата 1980-го года — это Морозов. После чего в команде ещё много лет выступали его воспитанники, которым именно он открыл дорогу в Большой футбол: будущие чемпионы СССР 1984 года Желудков и Степанов, Бирюков и Долгополов, Брошин и Чухлов... Второй приход мэтра в «Зенит» в 1991-м с точки зрения результата получился неудачным, но после него в команде вновь на долгие годы остались его «выдвиженцы», будущие лидеры Кулик и Зазулин, Наумов и Белоцерковец... — те, которые годы спустя вернули команду в элиту отечественного футбола. Третий приход на рубеже веков — и вновь первые медали «Зенита», теперь уже в чемпионате России, и опять долгий след в команде в лице Кержакова и Аршавина, Малафеева и Спивака..., принёсших впоследствии Петербургу целую коллекцию различных призов и титулов. И это ещё не считая тех, кто появился в основе команды ещё до приходов Морозова, но именно при нём расцвёл, тех, в кого тренер вложил своё понимание футбола, которое они впоследствии пронесли через всю свою карьеру. А таковых и вовсе десятки и десятки. В итоге футболисты, смело могущие считать себя воспитанниками Юрия Морозова, выступали в составе «Зенита» непрерывно на протяжении почти 40 лет, с конца 1970-х и до середины 2010-х, приняв решающее участие во всех многочисленных достижениях команды в этот период. 

И в этом и есть самый главный, ни с чем и ни с кем не сравнимый вклад Морозова в историю клуба. Тот вклад, благодаря которому болельщики команды в интернете ещё долгие годы называли Юрия Андреевича ОВНП — «Отец Всех Наших Побед». Да, руками этот вклад не потрогать, над головой, торжествуя, не поднять, на шею не повесить и на полку в клубный музей не поставить, но от этого менее значимым он не становится. Именно благодаря ему Морозов давно признан легендой «Зенита», являясь одним из самых значимых и заслуженных тренеров в его истории.

Всего за «Зенит» в 1954 и 1957 — 1958 годах Юрий Морозов сыграл 15 матчей, забил 1 гол. 

Под руководством Морозова за периоды 1977–1982, 1991, 2000–2002 «Зенит» провёл 323 матча (абсолютный клубный рекорд): 121 победа, 92 ничьи, 110 поражений, разница мячей 420–388 (из них в 1 лиге: 42, 11—14—17, 44–50). 

Бронзовый призёр чемпионата СССР 1980 г. и чемпионата России 2001 г

Финалист Кубка России 2002 г. 

Финалист Кубка Интертото 2000 г. 

Лауреат премии «Стрелец» в номинации «Лучший тренер года» в 2001 г. 

Заслуженный тренер СССР (1989).

Включён в десятку лучших спортивных тренеров Петербурга ХХ века (1999) 

Кандидат педагогических наук (1970), автор десятков научно-методических и научно-популярных статей.

Кавалер ордена Дружбы (1997).